Ю.Белоградов

 

Воспоминание о старом

 

Забыл сказать, Ивановское – деревня маленькая, а клуб был. Правда, сгорел вскорости. Молодежь туда валом валила. В дождливую осеннюю погоду или в мороз куда молодежи деться, если не в клуб. Гармонь, пляска – основное клубное занятие. Было и по-другому. Приходил Иван Белоградов. Вы догадались, что это мой отец. Он выходил на середину площадки и в ужасно пьяном виде говорил:

     - Девки, сегодня гулять не будем!

     - Как не будем? Что, клуб твой что ли? – галдели девки.

Тогда он снимал штаны и повторял:

     - Гулять не будем!

Девки с визгом убегали из клуба. Ребята не решались связываться с Ванькой. Уж больно здоров был. Некоторые из совсем молодых девчонок задерживались. Хотелось увидеть, что же там под снятыми штанами. Они приходили в разочарование:

     - Маленький какой-то.

Кто постарше, толковал им

     - Ты в сарай с ним сходи, всё тогда и узнаешь.

В Ивановском было заведено старое правило. Всё лето парни приглашали девок в сенные сараи. Регулярно. Когда бабы ругались у колодца, то, если хотели уж очень насолить кому-то, говорили

     - А твою то уродину парни даже в сарай на сено не берут!

Предполагалось, что хождение в сарай было прелюдией к женитьбе. Иногда, правда, такая прелюдия давала осечку. Девка рожала, обычно, в бане, и говорила повитухе, хочет она оставить ребенка или нет. Если нет, повитуха прокалывала темечко новорожденному овчинной иглой. На мой взгляд, эти обычаи связаны с земельными наделами в крестьянской общине. Безотцовщина не допускалась. В основном, романы в сенных сараях заканчивались свадьбами. Иногда с рожденными детьми. И ни у кого это не вызывало осуждения. В нашей деревне так было принято жить.

 

Хочется еще рассказать о заблуждении, что Россия кормила зерном Европу. Зерно имелось в достатке, чтобы прожить до урожая следующего года только у помещика. Из-за малоземелья зерна у крестьян хватало примерно до начала следующего года. Три – четыре месяца они ели свой хлеб. После этого крестьяне были вынуждены брать зерно в долг у помещика. Или ходили в «кусочки», собирали подаяние. О кормлении Европы можно говорить лишь из пустого хвастовства. Из-за малоземелья мужики уходили в города на заработки. У нас в Ивановском был случай, когда мужик ушел на заработки в Петербург, и не приходил целых пятнадцать лет. При этом присылал семье деньги и подарки. Возможно, он боялся потерять в Петербурге хорошее место. Его семья поднялась. Стали есть зимой чисто ржаной хлеб: большая редкость в деревне. Часть деревни опять же из-за малоземелья уходила батрачить в южные губернии. Начинают собираться мужики и бабы. Бабы, преимущественно, бездетные солдатки, вдовые, вековухи, бездетные бобылки. Когда весной соберутся батраки и батрачки, то пары недель хватает, чтобы разобраться, кто с кем будет жить. Эти отношения сохраняются до осени, когда все разбредаются в разные стороны. На занятую женщину мужики не смотрят, иначе можешь получить по морде от всей артели. Такой закон. Помещик нанимал баб в основном на лён. Расплата мелким серебром от 30 до 70 копеек в день. Деньги у бабы на первом месте. За деньги баба продает любую девку: сестру свою, дочь. О самой и говорить нечего. Объясняется просто: не убудет, всем достанется. Нравы у баб простые. Чтобы тихо было, шито – крыто. В среднем на льне баба заработает 50 копеек в день, а за «хорошую любовь» заезжий чиновник дает 5 рублей и даже в редких случаях 100 рублей.

 

Бабы в деревне правят всем. Пример, моя прабабка Анна, очень активная женщина, остановила помещицу для разговора. Разговор был прямой     и простой: почему ты не даешь свободу нам, царь давно эту свободу дал. Помещица в ответ:

     - Зачем тебе такая свобода, от нее ты потеряешь больше, чем возьмешь. Живи как живешь.

Анна вся вспыхнула от негодования.

     - Если ты не хочешь выполнять царское слово, данное крестьянам, тогда вот возьми.

Анна ударила серпом помещицу. Не отстали и другие бабы. Забили до смерти. Потом пошли на реку, сами вымылись, выстирали платья, оттерли песком серпы. Вечером пришли в деревню. Ночью нашли помещицу, а уже утром приехали дознаватели. Спрашивали баб. Они говорят, что да, говорили с ней, но не трогали. Дознаватели искали улики на одежде, серпах, да всё впустую. Дело заглохло.